Наверное, самое важное – вообще обратиться за помощью, когда есть сложность. 

В России большая путаница с названиями специалистов и законодательством в этой области. Связано это с тем, что психологи находятся в правовом статусе примерно вместе с гадалками. А это связано с тем, что деятельность не лицензируется и юридически не считается медицинской, даже если мы говорим о клинических психологах, работающих в отделениях больницы. По российскому законодательству психотерапией имеют право заниматься исключительно врачи-психиатры с дополнительной специализацией по психотерапии. В остальном мире это организовано несколько иначе и психотерапией занимаются лицензированные психологи со специализацией в одном или нескольких направлениях психотерапии. Фактически же получается так, что психотерапией у нас, всё равно, занимаются психологи, но называется это психологическим консультированием. И штука в том, что психологическое консультирование от психотерапии отличается только юридически, больше различий нет. Если опираться не только на российский опыт, не только на российскую правовую систему, а скорее на то, что происходит фактически, можно обнаружить, что к занятию психотерапией людей обычно ведут два пути: через психиатрию и через психологию. То есть сейчас, несмотря на то, что заниматься психолог психотерапией права не имеет, вести её по российскому законодательству, это не мешает нам получать дипломы, где чёрным по голубому, по салатовому или по розовому будет написано: «психотерапевт».
Можно получить медицинское образование со специализацией в психиатрии, решить, что этого недостаточно и заняться изучением психотерапии. Можно получить образование в области психологии или клинической психологии (желательно), дальше получить образование в области психотерапии и заниматься фактически тем же самым, но это будет называться психологическим консультированием. Психотерапевт по российскому законодательству – это врач-психиатр с дополнительной специализацией по психотерапии. В остальном мире это любой человек со специализацией в психотерапии, каким образом он до неё дошёл - не принципиально. Здесь возникает путаница, что дипломы психотерапевтов у нас психологам выдают, но как деятельностью юридически заниматься этим нельзя. Что, конечно, не отменяет практики и того, как всё происходит на самом деле. 

Вопрос, к какому специалисту обращаться: к психологу, психиатру, психологу-психотерапевт у или психиатру-психотерапевту, конечно, во-первых, зависит от того, с чем человек сталкивается. Обращаться первично к психологу, если человек находится в остром психозе - не самый эффективный способ, потому что психолог от психиатра, в рамках занятия психотерапией или психологического консультирования, отличается принципиально: психиатр может выписать фармакологические препараты, имеет право их выписывать и назначать лечение, он изучал подробно физиологию человека и понимает, отвалится у пациента печень после назначения кого-то препарата или нет. Психолог непосредственно печень не видел (только в стороной с пюре), достоверно и подробно не знает, как функционируют все органы и системы организма. Психологи больше изучают именно психологические процессы, социальные процессы, процессы коммуникации и, соответственно, их зона ответственности, скорее, связана не с болезнями как таковыми, не с шизофренией, не с эпилепсией, не с биполярным аффективным расстройством, а с личностью, вне зависимости от того, в каком психическом статусе эта личность находится.

Поэтому, говоря о заболеваниях, конечно, в первую очередь есть смысл обращаться к врачу-психиатру. Говоря о каких-то проблемах в отношениях, поиске своего места под солнцем, непонимании того, как взаимодействовать с собственной семьей или с миром вокруг, при нарушениях поведения есть смысл обращаться к психологу. Но на мой взгляд, учитывая то, в каком состоянии находится вся наша психолого-психиатрическая система помощи, к сожалению, более важен бывает уровень образования специалиста, чем направленность его специализации. Связано это с тем, что специалист высококвалицированный - независимо от того, психолог это или психиатр - так или иначе повышает квалификацию примерно постоянно. И может диагностировать достаточно достоверно то, что происходит с клиентом или пациентом и перенаправить к другому специалисту, в случае если сложности клиента находятся вне рамок своей компетенции. Одна из больших сложностей, с которыми я сталкиваюсь в работе, происходит с клиентами, которые обращаются к рандомно выбранному специалисту (не так важно психолог или психиатр) и, по каким-то причинам, специалист берётся за всё: «Какая у Вас проблема? С любой проблемой приходите!» И вот такой подход, что я как будто бы могу помочь с любой проблемой, он исповедуется очень многими. Регулярно психологи, к сожалению, то ли в силу не очень высокой квалификации, то ли в силу непроработанного собственного нарциссического радикала, берутся, например, за терапию заболеваний, которыми вообще не должен заниматься психолог и где эффективность работы психолога невысока. Точно так же психиатры решают, временами, психологические проблемы и часто приходят клиенты, которые рассказывают, что врач-психиатр им предлагает «не ныть», «меньше выпендриваться в семье» – с точки зрения психологической помощи это не вполне адекватно запросу клиента, но, тем не менее, такие штуки происходят. 

Больше всего претензий у меня к неврологам, поясню. Очень страшно всё-таки, в связи со специфическим менталитетом, с историями про карательную психиатрию, которая действительно была в Советском Союзе, с представлением о том, что депрессия - это для слабых нытиков, а взрослый сильный человек выпьет 50 г, соберётся, займётся спортом и всё пройдёт. К психиатрам, психологам, психотерапевтам не очень любят обращаться, это страшно, "я же не псих какой-то". Вот эта приставка психо- как будто стигматизирует клиентов и пациентов. Поэтому, при вполне себе психиатрической симптоматике, регулярно люди обращаются к неврологам, потому что тогда "я не умалишённый, а это нервишки шалят". К сожалению, очень многие врачи-неврологи, которые находятся очень близко к психиатрии, но всё-таки это не совсем то же самое, выписывают почти всем, по-моему, поголовно антидепрессант амитриптилин, от которого людям, конечно, чуть-чуть легче становится. Потому что, когда есть какие-то психолого-психиатрические нарушения или сложности, если человеку дать любой психотропный препарат, ему станет полегче. Алкоголем же лечатся и помогает на время, а этиловый спирт - это тоже ПАВ (психоактивное вещество). Но количество побочных эффектов и результат будут малопредсказуемы. Поэтому важно при первичном обращение всё-таки, в первую очередь, найти специалиста, банально, но с хорошими рекомендациями, желательно от тех, кого вы знаете. Именно в связи с тем, что специалисты активно работающие, развивающиеся, работающие по современным протоколам, а не по заветам дедушки Ленина, находятся в контакте друг с другом. И мы регулярно перенаправляем друг другу клиентов. Если взять мою ситуацию: у меня есть, как минимум, два врача-психиатра с разными специализациями, с которыми я часто работаю в паре. Если клиент уже пришёл, но при этом его запрос не входит в рамки моей компетенции, например, я не занимаюсь детско-родительскими отношениями и вообще детской психологией как таковой, тогда я могу перенаправить куда-то.
К сожалению, не знаю с чем это связано, может быть некоторым моим коллегам бывает важно оставить у себя как можно больше клиентов, потому что это деньги, но, тем не менее, часто получается так, что специалисты берутся за всех подряд. Не всем это подходит. Поэтому при поиске специалиста (психиатра или психолога) есть смысл обратиться к тому, у которого есть рекомендации от знакомых или, хотя бы, от знакомых знакомых. Мы так несколько увеличим вероятность того, что даже если вы попали не по адресу, то есть вы пришли к психологу, а сложность такая, что нужно к психиатру или пришли к психиатру, а сложность, соответственно, скорее к психологу, то здесь, с большей долей вероятности, произойдёт перенаправление к специалисту ровно такому, который нужен.

Конечно, стоит обращать внимание на образование. Это один из достоверных критериев, на который мы можем опираться. Я не готова сказать, что психологи с невысоким уровнем квалификации – все плохие психологи, конечно нет. Так же как и психологи, обвешанные дипломами с ног до головы, не все хорошие психологи. Но уровень образования всё-таки показывает нам, как минимум, что человек изучал, на что ему хватило сил, денег (что тоже важно, потому что их надо где-то заработать, специалист не очень квалифицированный или специалист мало практикующий не может этого сделать – заработать очень много денег). То есть это образование, это специализация, это подход к психике. Объясню, что я имею ввиду. Мы можем обнаруживать бихевиористкий подход (это будет ретро), когда предполагается, что человек является продуктом среды. Мы можем обнаружить психоаналитический подход, который опирается на фрейдовскую модель психики, по-прежнему. Мы можем обнаруживать медицинский подход у врачей, психиатров и клинический психологов, чаще всего, который опирается, при хороших раскладах, на биопсихосоциальную модель человека, при чуть менее благоприятных раскладах – на рекомендации Всемирной Организации Здравоохранения и классический медицинский подход к человеку. То есть нам важно обнаружить, хотя бы частично, картину мира специалиста, к которому мы идём.

В моей практике был совершенно жуткий случай, который надолго выбил меня из колеи. Ко мне пришла девушка совсем молодая, ей было до 20 лет, с серьезными психиатрическими нарушениями, которые у неё обнаружились в возрасте лет 15. У девушки был диагноз из шизоспектра. И вот как-то так, к сожалению, сложилась её жизнь на тот момент, что она обращалась сначала к психоаналитику, который «как бы лечил» её заболевание разговорами о том, что с ней происходило в младенчестве и как её мама прикладывала к груди. Девушке становилось хуже. После первой попытки суицида она обратилась к другому специалисту, дипломированному психологу, который сделал ей нумерологические расклады по дате рождения и дал совершенно шизофренические рекомендации, типа ночью выходить на перекрёсток (это эзотерическая практика, но не суть). А специалист был с дипломом! Вот. Закончилось это печально: почти завершённой попыткой суицида, госпитализацией сначала в соматическое отделение, потом в психиатрическое. И только там, уже в психиатрическом отделении, девушке стало легче, потому что, конечно, в её состоянии не помогли бы разговоры про младенчество. Тем более не помогли бы какие-то расчёты нумерологов, связанные с датой рождения, помогли нейролептики. Вот эти несколько лет, которые она не могла найти специалиста, негативно повлияли на её состояние. Это не значит, что нумерология и психоанализ бесполезны, но это значит, что они не снимают симптоматику при шизоспектре.

К чему я веду эту историю? К тому, что при выборе специалиста важно обнаружить человека с похожим взглядом на мир. В первую очередь – рекомендации, во вторую – образование, в-третью – похожий взгляд на мир. Потому что, если в рамках картины мира клиента, например, существует концепция греха, человек глубоко верующий христианин, ему будет проще со специалистом, находящимся внутри той же картина мира. Если человек весь в йоге, вегетарианстве, перерождении, бережном отношении к планете, ему будет не очень комфортно ни с психиатром, ни с психологом, стоящим на абсолютно жёстких медицинских позициях. Не все готовы признать вегетарианство нормальным пищевым поведением, в научном сообществе тоже люди, у людей есть разные мнения. Вот эту похожесть картин мира важно обнаруживать. Если совсем сократить последний пункт, то я рекомендую своим друзьям, когда они выбирают специалиста, обнаруживать человека, который им нравится, как человек. Того, чьи суждения о мире не выглядит трешовыми, отталкивающими или пугающими. Если вы пришли к помогающему специалисту (это врачи, психологи, учителя, преподаватели) и есть ощущение, что перед вами мудак, вероятно, это не ваш специалист. Даже если у него вся стена завешана дипломами. 

Да, очень часто мы работаем в парах, потому что не всегда сложности клиента или пациента могут решиться одним направлением помощи. Психолог-психотерапевт занимается психологической коррекцией, поведенческой коррекцией, помощью в решении психологических сложностей. Одновременно с этим врач-психиатр может заниматься подбором и ведением медикаментозной терапии. Не всем клиентам, конечно, нужно и то, и другое. Но очень часто мы сталкиваемся с тем, что для решения какой-то сложности, для лечения какого-то заболевания такая комплексная терапия оказывается намного более эффективной, чем выбор: либо препараты, либо психотерапия. С одной стороны, в этом какая-то логика прослеживается. Есть клинические исследования, подтверждающие эффективность психотерапии (исследования посвящены не всей психотерапии, а когнитивно-поведенческой, имеющей самую обширную доказательную базу). У нас есть исследования, подтверждающие, что при некоторых видах депрессии психотерапия оказывается по эффективности примерно такой же, как антидепрессанты. А, временами даже превосходит их эффект. НО. Во-первых, не при всех видах депрессии это работает. Есть депрессии, когда психотерапия вообще может быть не нужна, а нужны только антидепрессанты. Во-вторых, мы говорим не только о депрессиях, хотя это одно из самых частых психиатрических расстройств и причин нетрудоспособности, самая частая причина суицидального поведения, ну и вообще, коварное, отвратительное заболевание. Но мы сталкиваемся не только с ним. Вопрос того, какая медицинская и психологическая помощь нужна конкретному человеку, всё-таки, может решить сам клиент или пациент и специалисты. Вот именно в такой связке. Не каждый сам должен за себя решать, для этого нужна определённая специализация и мы не занимаемся сами для себя подбором препаратов при диабете или кардиологических проблемах, для этого есть специалисты. 
На мой взгляд, сфера психического здоровья чуть более тонкая и важно, чтобы специалисты с клиентом входили в альянс. Получается так, что мы с клиентом на одной стороне, а его сложности – на другой. И нам очень важен альянс в том, чтобы вместе идти к понятным для нас целям и добиваться понятных для нас результатов. Поэтому есть смысл обращаться к двум специалистам, когда это необходимо. Тут целое может быть больше суммы частей, то есть эффективность может быть выше, чем просто сумма эффективностей фармакотерапии и психотерапии. Вопрос может быть в том, как выбрать этих двух специалистов. Очень часто у психиатров есть "любимые" психологи, с которыми они работают в связке, а у психологов, конечно, есть любимые психиатры. Это, отчасти, связано со статистикой, которую мы собираем: если по пять моих клиентов сходили к пяти разным психиатрам и потом от одного пришёл один с корректно подобранной схемой, которая ему помогает, от второго психиатра – два, от третьего – три и так далее, то, конечно у меня соберётся статистика по поводу того, с каким врачом работать комфортно. Кроме того, мы где-то пересекались на учёбах, конференциях. Кто-то с кем-то дружит, кто-то кому-то звонит вечерами проконсультироваться. Выбирать сработавшуюся связку психиатра и психолога всегда неплохо, потому что эти люди находятся в контакте и, при необходимости и с разрешения клиента, смогут обмениваться информацией для более полного понимания протекающих процессов.

Вы знаете, очень-очень зависит от конкретного психиатра, конкретного психолога и конкретного клиента. Психиатр – это врач, он работает с некоторыми объективными показателями. Хотя в психике объективные показатели, конечно, вилами по воде написаны. Вот такая объективность. Конечно, предписания врача нужно соблюдать. Но это не означает того, что он не идёт рядом с клиентом. Психологи тоже бывают разными. Например, я не работаю в роджерианском стиле клиент-центрированной терапии, что вот это клиент нас ведёт куда-то. И сам Роджерс под конец жизни отказался от этой идеи. В рамках моей работы, в рамках когнитивно-поведенческой терапии, я даю клиентам домашние задания. И с огромным счастьем обнаруживаю, что большинство из них занимаются выполнением этих домашних заданий. Даю прямые рекомендации относительно того, какие можно провести поведенческие эксперименты, относительно того, какую нам нужно собрать статистику по поводу связки функционирования поведения, когнитивной сферы и эмоциональной сферы. Могу давать не просто прямые рекомендации, а инструкции по поводу того, каким образом можно справляться с тревогой. Если мы говорим о суицидальных клиентах, то это составление кризисного плана, где есть чёткие указания, что делать. Вопрос в том, насколько может специалист находиться рядом, в контакте и на равных со своим клиентом. И насколько он может разделять ответственность при этом за происходящее. Возможно, вот этот мой подход несколько директивный, жёсткий и не самый популярный в сегодняшнем дне, связан с тем, что, во-первых, я довольно много работаю со сложностями, которые просто нельзя пускать на самотёк – это жизнеугрожающие состояния. И нет, я не готова быть соучастницей самоубийства клиента, если его вдруг потащит в какую-то такую сторону. Считаю не только своим правом, но и своей обязанностью в этот момент пресечь движение, например, в сторону самоповреждающего поведения. Это может выглядеть как заход сверху? Да, конечно, может. Безусловно.
Но для меня итог – качество жизни, которое меняется у человека, снижение суицидального риска, важнее, чем абсолютно благостная картинка, когда психолог только слушает и говорит, что ты классный. 

Мне кажется, что вот этот вопрос, который Вы задали, касающийся равенства в отношениях клиента или пациента с психологом или психиатром, не очень очевидный и имеет двойное дно. Со стороны отношения психиатра с пациентом или психолога с клиентом могут выглядеть ужасно вертикальными, совершенно несовременными, потому что мы же сейчас все за горизонталь и все дела. Типа: «Что это такое! Мне психолог сказал, что мне делать на протяжении ближайшей недели каждый вечер!» Вот на этой неделе у меня один клиент выполняет домашние задания каждый вечер. На мой взгляд, это про разделение ответственности. Это совсем моё личное мнение, но я считаю, что неготовность делить ответственность с клиентом за процесс консультирования, терапии или лечения – это малодушие что ли. Ну с моей личной точки зрения. 

Так вот, то, о чём Вы спросили: прямые рекомендации, назначения и при этом путь рука об руку – для меня одно другому не противоречит. 

Ну как ))) с двумя котами, положенными с разных сторон. Это шутка, конечно. Бывает, тяжело спится. В моей практике был случай, когда клиент выбросился с 12-го этажа прямо во время прохождения консультирования у меня и лечения у психиатра. Ни я, ни психиатр не смогли суицидальную тенденцию снизить до такого уровня, чтобы она не реализовалась в суицидальном поведении. Конечно, я в ту ночь спала очень плохо, очень грустно и очень много думая. Мне кажется, здесь вопрос в ответственности и в том, насколько специалист и клиент её ощущают. Это то, про что мы работаем много с клиентами: я беру на себя ответственность частичную за происходящее. Однако, я не могу взять на себя ответственность за решения клиента. Это очень важно. Я беру на себя полную ответственность за свои рекомендации. Я беру на себя ответственность за свою работу. Но я не могу брать на себя ответственность за решения клиента. Потому что мы встречаемся один или два раза в неделю, то есть это один-два часа, а остальные шесть дней и двадцать два - двадцать три часа человек живёт сам. Эту ответственность очень важно всё-таки разделять и работать строго в её рамках, и страдать, переживать и не спать ночами тоже строго в её рамках. Да, печально, но факт: и психиатры, и психологи, и все остальные врачи, и вообще все живые люди временами косячат, временами ошибаются. Это неизбежно. Вопрос в том, насколько фатальными бывают эти ошибки и насколько дорого они стоят. По прошествии некоторого времени практики, могу сказать, что суицидологи нормально спят по ночам, если разделение ответственности происходит очень–очень точно, по-хирургически точно, я бы сказала. Я беру на себя полную ответственность за то, что я делаю, но при этом принимаю право клиентов принимать решения, которые мне не нравятся, очень не нравятся, вот прям совсем, бывает, не нравятся. Мне вообще не нравятся решения людей взять и себя порезать или прыгнуть из окна, наглотаться таблеток. Не нравятся мне эти решения. Но я не имею права отбирать у людей возможность решать. Это будет насилием. Такое чёткое разделение ответственности помогает всё-таки ночами спать. Не только суицидологам. 

Абсолютно чёткого водораздела вообще в медицине встретить практически невозможно. Очень важно понимать, что ряд симптомов, с которыми мы сталкиваемся в работе (мы – здесь я имею ввиду психологи-психотерапевты) могут снижаться незначительно за счёт консультирования, за счёт психотерапевтической работы. И клиенту это даже будет нравиться. Конечно, когда хотя бы немного симптом отпускает, становится лучше. Например, когда мы говорим об обсессивно-компульсивной симптоматике, когда у человека много навязчивых мыслей или действий, есть ритуальность, кажется, что эта проблема поведенческая. Очень часто и очень многим кажется, что эта проблема поведенческая, что мне надо просто перестать заморачиваться. Но последние исследования по ОКР (обсессивно-компульсивным расстройствам) достоверно показывают, что это нарушение обмена нейротрансмиттеров. То есть, это застревание, которое происходит в мышлении, оно связано в большей степени (в намного большей) с физиологией, чем с психологией. Поэтому надо топать к врачу-психиатру и начинать принимать антидепрессанты. Потому что при ОКР антидепрессанты являются препаратами первой линии, они-то и помогают. Или, например, при некоторых депрессиях, включённых в структуру характера, есть очень большой соблазн начать это корректировать психологически, потому что, как будто бы очевидно, что если у человека депрессивность есть в структуре характера, значит она сформировалась когда-то давно. Если она сформировалась когда-то давно, для этого были какие-то причины. Точно! Это же на человека влияла среда. Сейчас мы начнём шаманить и пойдём в терапию характера. Это надолго, это классно, здорово и вообще увлекательно. Временами это так. 

 А временами человек живёт с нехваткой серотонина и/или дофамина или нарушением их обмена, обратного захвата, годами. Здесь заниматься терапией характера - это потрясающе, очень интересно (тут ирония), но нам нужно в первую очередь наладить физиологические процессы обмена нейротрансмиттеров. Может ли это сделать психолог? Нет, нет не может. То же самое касается, например, шизофрении. И связано это, как мне кажется, с тем, что не всем психологам вообще показывают, что такое шизофрения во время обучения. И у многих сохраняется представление, что это как в фильме «Игры разума», что вот ходит человек, а у него есть два друга воображаемых. Вот так выглядит шизофрения. Но нет, шизофрений очень много разных. Это всегда патология, связанная с соматическими нарушениями. Это всегда патология, где психотерапия может быть только поддерживающей. Нюанс в том, что не всегда мы, психологи, её узнаём.

Я тоже не без греха. Один раз честно пропустила шизофрению, предполагая, что у клиента небольшое расстройство личности, где-то в районе акцентуации. Нет, это оказалось не расстройство личности, это оказался шизоспектр. Один из видов шизофрений, когда нет продуктивной симптоматики. Продуктивная симптоматика, если совсем по-простому: когда появляется что-то, чего быть не должно. Самое простое – это галлюциноз, паранойя, ажитация, возбуждение, но не у всех больных шизофренией есть эти симптомы. Лечить шизофрению психотерапией крайне вредоносно не только для клиента, но и для психолога или психотерапевта. Потому что результативность будет почти нулевая: психолог будет рассчитывать на изменяющую терапию, а получаться она будет поддерживающей. Через полгода такой работы, когда ты пашешь-пашешь, а клиент какой был странненький и не функциональненький, он таким и остаётся. Но вроде ходит, потому что ему получше. Можно вместе с клиентом обняться и плакать, не понимая, что происходит. А нейролептики помогут довольно быстро. 

Здесь важно для меня, всё-таки ещё раз попросить профессиональное сообщество в любых непонятных ситуациях консультироваться с психиатрами. А психиатров – в непонятных ситуациях консультироваться с психологами. Я проехалась катком по своим самым ближним коллегам. А мои коллеги второго круга тоже, конечно, бывают молодцы. Бывают ситуации, когда у нас психологические травмы лечат, прости господи, аминазином. Аминазин - это нейролептик, который сейчас применяется уже не очень часто, не самый современный, но при этом очень стабильно работающий. Есть психиатры, которые обнаруживают в пациенте психологические сложности и самым простым способом решают этот вопрос: интенсивной седацией. Когда человек заторможен и рассматривает стену, он вообще не жалуется на психологические проблемы. Он их не ощущает. Но это и не является их решением. Мне кажется важным, во-первых, для специалистов взаимодействовать друг с другом и супервизироваться не у своих коллег, с которыми вы строите на одинаковых позициях, а с коллегами второго круга: психиатрам общаться с психологами, психологам - с психиатрами. Как минимум для того, чтобы понимать, что ты решаешь не те проблемы, которые должен решать. Во-вторых, для самих клиентов рекомендация может быть такой, что есть смысл формулировать ожидания, есть смысл заниматься образованием в области той сложности, с которой вы столкнулись. Не бежать читать первую попавшуюся статью в Google, где обнаружится вообще неизвестно что, и потом рассказывать врачу, что вы уже всё знаете и будете лечиться крапивой от эпилепсии, потому что прочитали где-то, что это нормально. Но всё-таки заниматься самообразованием в том числе для того, чтобы понимать, на какие результаты можно рассчитывать, чтобы понимать и оценивать, что с вами происходит и насколько это нормально. Есть прекрасная картинка, где "я первый год со своей депрессией и я десятый год со своей депрессией" .

Это про развитие критики к собственному состоянию. Опытные депрессивные клиенты или пациенты, когда им даже очень плохо, они уже не считают, что весь мир ужасен, что они не в порядке, и все вокруг плохие люди, и дальше будет только смерть и февраль. Они научаются отслеживать, что с ними что-то не так. Более того, что конкретно с ними не так. То же самое касается критики практически к любым своим состояниям. Среди людей с ОКР мы обнаружим тех, кто, действительно, считает, что если 318 раз по часовой стрелке и 317 против не протереть зеркало перед выходом из дома, то случится что-то невозможное, вообще ужасное. А есть те, кто обнаруживая в себе эту тенденцию тут же понимают, что у них случилось обострение расстройства. Да, они протирают зеркало, потому что без этого из дома выйти не смогут, но после этого они выходят из дома, берут такси и едут к врачу. Развитие навыков ментализации принципиально важно, в том числе и для того, чтобы не получать некачественную помощь.